— Подумать только, а ведь когда-то я тебе завидовал, Ламора, — вставил Витале. — Хотя банда у тебя и совсем крошечная.
Локки бросил на него рассеянный взгляд, пытаясь и не умея найти ответ на мучавший его вопрос. Семь вожаков за два месяца. Разные банды, разные люди… Казалось, их ничего не связывает, кроме одного: все они, как выражался отец Цепп, были НАОСОБИЦУ. Как и он сам. Локки всегда нравилось держаться подальше от капы, но теперь он засомневался. Может быть, он тоже занесен в черный список? Вдруг Серый Король сочтет, что Локки представляет некую Ценность для Барсави, и направит в его сторону арбалетный болт? Сколько чужих смертей стоит между ним и этим самым болтом?
— Проклятье, — вздохнул Жеан. — Все будто нарочно запутано.
— Может, поскорее покончить с нынешним делом и слинять на какое-то время? — предложил Гальдо, наклонившись через борт и настороженно оглядываясь. — Посетить Тал-Верарр или Талишем… Или, по крайней мере, спрятать тебя, Локки.
— Извини, Гальдо, но ты бредишь. — Локки сплюнул за борт, — Я понимаю, ты хочешь как лучше, но давай разберемся. Капа никогда не простит, если мы сбежим и бросим его в тяжелое время. Он аннулирует наши особые права и посадит над нами самую ублюдочную свинью, какую найдет. Нет, Гальдо, мы не можем бежать, пока Барсави остается в городе. Черт, да Нацца первая перебьет мне обе ноги!
— Сочувствую, парни. — Витале перебросил шест из руки в руку, точными толчками продвигая гондолу вперед. — Да уж, работа на Канале не такая легкая и уважаемая, как у вас, но по крайней мере у меня нет оснований опасаться за свою жизнь. Вас подкинуть на Могилу или высадить на берегу?
— Нам надо повидаться с Гарцей.
— Не завидую вам, парни. Он сегодня в мерзейшем настроении. — Витале начал подгребать к северному берегу Деревяшек, где за каменным причалом теснились маленькие лавчонки и дома с меблированными комнатами. — Значит, к берегу.
Ломбард Гарцы-Безнадеги являлся одной из достопримечательностей империи капы Барсави. Хотя многие из его конкурентов были куда более приятными людьми, да и платили побольше, но никто из них не рисковал устроиться в непосредственной близости от дворца капы. Такое расположение обеспечивало Гарце дополнительные выгоды: Правильные Люди, сбывавшие ему ворованный товар, твердо знали, что назавтра об этом будет доложено Барсави, ибо репутацию активного и ответственного вора время от времени полезно подкреплять.
— Так и знал, — проворчал старый вадранец при виде пятерых Благородных Подонков. — В такой день как сегодня только самые ничтожные из гаррист рискуют высовывать нос на улицу. Ладно, заходите, жалкие дети каморрских сучек. Лапайте своими жирными руками мой чудесный товар, пачкайте мои прекрасные полы.
Лавка Гарцы в любое время года — в жару ли, в проливной ли дождь — была закупорена, как гроб: двери плотно закрыты, на узких зарешеченных окнах пыльные холщовые занавески. В воздухе стоял неизбывный запах плесени, жидкости для полировки серебра, выветрившихся благовоний и застарелого пота. И в центре всего этого находился сам Гарца — пожилой, чрезвычайно бледный человечек с широко посаженными водянистыми глазами. Каждая складочка и морщинка на его лице как будто сползала вниз, к земле. Создавалось впечатление, что бог, лепивший этого смертного, был слегка навеселе и обращался с глиной не слишком осторожно. Свою кличку Безнадега получил за крайнюю несговорчивость, которую проявлял всякий раз, как только речь заходила о продлении срока или снижении процентов. Кало как-то сказал, что если Гарце в скулу воткнется стрела, он предпочтет сидеть и ждать, когда она отвалится сама, вместо того чтобы заплатить лекарю за каплю мази и лоскуток бинта.
В правом углу заворочался на стуле полусонный охранник — жирный, неопрятный парень с дешевыми бронзовыми перстнями на всех пальцах и немытой курчавой гривой волос. С пояса у него свешивалась обитая железом дубинка. Громила медленно, без улыбки кивнул вошедшим — на случай, если они не прониклись, кто он здесь такой.
— Уже знаю, что ты принес, Локки Ламора, — продолжал брюзжать Гарца. — Флакончики с духами и женское нижнее белье. Столовые принадлежности и старые кубки. Погнутый, поцарапанный металл, который не купит ни один нормальный человек. Твои парни считают себя такими умницами. Они бы сперли и дерьмо у собаки из-под задницы, если бы знали, как донести его до дому.
— Мне смешно это слышать, Гарца, — перебил его Локки, забирая мешок у Жука. — Сегодня в моей сумке…
— …Не только крысиный помет. Я уже слышу по звуку. Давай посмотрим, вдруг ты по ошибке припер что-то стоящее.
Ноздри Гарцы раздулись. Он вцепился в мешок и ловким жестом высыпал его содержимое на специальную кожаную подушечку, лежащую поверх прилавка. Казалось, труд оценщика был единственным чувственным видом деятельности, доступным старику. Он действительно с головой ушел в работу. В глазах горела страсть, длинные скрюченные пальцы жадно сжимались и разжимались.
— Барахло, — объявил он, выуживая три медальона, украденных Кало и Гальдо. — Дурацкая алхимическая паста и речные агаты. Не годятся даже на корм козе. Даю по два медяка за каждый.
— Жестко, — заметил Локки.
— Зато справедливо, — отрезал Гарца. — Так да или нет?
— Семь медяков за три.
— Я умею считать, умник. Два на три будет шесть. Соглашайся или проваливай ко всем чертям!
— Ну, если выбор таков, я согласен.
— Хм-м… — Гарца внимательно изучил серебряные кубки из Липового сундучка. — Так и знал — поцарапанные. Неужели твои идиоты не могут принести вещь, не испортив ее в своих заскорузлых мешках? Ладно, думаю, что сумею отполировать их и продать кому-нибудь из крестьян. Один солон и три медяка за каждый.