Обманы Локки Ламоры - Страница 29

— Уверяю вас, госпожа, мне вполне хорошо, — спокойно возразил Локки.

Тринадцать Богов! Эта женщина определенно заигрывала с ним. К тому же легкая улыбка, скользнувшая по лицу ее мужа, указывала на то, что все спланировано заранее. Маленькая женская уловка, призванная подогреть интерес неловкого северянина, так сказать, проба сил…

— Я считаю, что то неудобство, которое доставляет моя одежда в вашем весьма своеобразном климате, лишь заставляет меня быть всегда собранным. Не позволяет расслабляться. А это исключительно полезно для делового человека.

Стоявший неподалеку Жеан вовремя прикусил язык. Атаковать Локки Ламору блондинкой — столь же неудачная мысль, как попытка отделаться от голодной акулы с помощью листка салата. Хотя следовало признать, что донья София была сверх-блондинкой. Чего стоил один лишь медово-янтарный оттенок ее кожи, столь редкий среди теринцев, и роскошные волосы цвета миндального масла! Ее серые, как и у Локки, глаза были удивительно глубоки. Легкое темно-оранжевое платье не скрывало заманчивых изгибов фигуры, из-под его подола кокетливо выглядывала нижняя юбка цвета топленого молока. И все это великолепие пропадало зря! Сальваре редкостно не повезло: его красавица-жена наткнулась на вора, чертовски разборчивого по части женщин. Ладно, Жеан будет восхищаться прекрасной аристократкой за себя и за товарища, тем более, что сегодняшняя незначительная роль, а также повреждения, якобы полученные накануне, не позволяли ему заняться чем-то более осмысленным.

— Мастер Фервит сделан из особо прочного материала, моя дорогая, — откликнулся дон Лоренцо. Он стоял поодаль у перил, одетый в белый шелк; лишь легкий камзол без рукавов, наброшенный поверх рубашки и не застегнутый, был точно того же цвета, что и платье жены. Концы белого шейного платка, которые в Каморре обычно заправляют под камзол, сейчас небрежно болтались. — Вчера он безропотно принял удар судьбы, сегодня носит на себе количество шерсти, достаточное для пятерых человек, искушая наше беспощадное солнце. Должен признаться, Лукас, я безмерно рад, что перехватил у дона Джакобо такого компаньона.

Локки ответил на эту похвалу легким поклоном и понимающей улыбкой.

— По крайней мере, выпейте чего-нибудь, мастер Фервит.

Рука доньи Софии коснулась руки гостя, задержавшись на какой-то миг — но этого хватило, чтобы Локки почувствовал на ней мозоли и следы от химических ожогов, которых не могли скрыть никакие ухищрения. Хозяйка яхты увлекалась алхимической ботаникой, и этот плавучий сад был творением ее рук и творческого гения. Налицо немалый талант — и весьма расчетливый ум. Судя по всему, Лоренцо, будучи импульсивным человеком и зная за собой эту черту, наверняка прислушается к мнению своей хладнокровной жены, прежде чем принять какое бы то ни было предложение Лукаса Фервита. Поэтому Локки улыбнулся доне Софии и смущенно кашлянул — пусть думает, что он поддался ее чарам.

— С удовольствием, — ответил он. — Однако боюсь, что это не очень поможет делу, любезная госпожа. Я уже бывал в Каморре и знаю, КАК здесь пьют за переговорами.

— Утро для потения, ночь для сожаления, — с улыбкой проговорил дон Сальвара, отходя от перил и делая жест слуге. — Конте, я уверен, что мастер Фервит по достоинству оценит «имбирный поцелуй».

Двигаясь с грацией опытного стюарда, Конте направился в бар выполнить просьбу хозяина. Выбрав высокий узкий бокал из хрусталя, он на два пальца плеснул в него чистейшего светло-коричневого имбирного масла, которым славится Каморр, затем щедро долил в стакан жемчужно-молочного бренди, а поверх — прозрачной жидкости под названием адженто, в данном случае настоянной на ломтиках редьки. Собрав воедино необходимые компоненты, телохранитель-бармен обернул руку мокрой салфеткой и достал из жаровни, стоявшей тут же, в углу бара, раскаленный металлический прут с тлеющим оранжевым концом. Конте опустил его в бокал для коктейля — раздалось легкое шипение, в воздух поднялось легкое облачко пара — и тремя быстрыми точными движениями перемешал напиток, после чего поставил бокал на тонкое серебряное блюдечко и передал гостю.

За свою жизнь Локки неоднократно приходилось участвовать в подобном ритуале, однако частое повторение не смогло стереть давних детских воспоминаний. Едва «имбирный поцелуй» тронул его губы, обволакивая жгучей нестерпимой болью каждую трещинку, каждый зазор между зубами, еще до того, как жжение коснулось языка и хлынуло в горло, перед его глазами встали картины жизни на Сумеречном холме и излюбленная расправа Учителя — жидкий огонь, который заливался в носовые пазухи, оттуда проникал за глазные яблоки и высекал из них неудержимые слезы. И все-таки даже этот набор неприятных переживаний был более терпим, чем необходимость изображать восхищение доньей Софией.

— Непередаваемые ощущения, — произнес Локки, закашлявшись, и мелкими порывистыми движениями ослабил шейный платок — совсем чуть-чуть. Этот жест не укрылся от четы Сальвара, и они обменялись легкими довольными улыбками. — Теперь понимаю, почему моя торговля более легкими напитками идет в Каморре столь успешно.

2

По традиции один день в месяц — последний День Бездельника — считался на Плавучем рынке выходным. Торговые баржи покидали запруду, медленно дрейфуя или стоя на приколе поблизости, в водах Анжевены. На очищенном же пространстве собиралась добрая половина города, чтобы полюбоваться на аттракционы Речных Игрищ.

К сожалению, в Каморре не было столько камня или Древнего стекла, чтобы построить постоянные трибуны для зрителей, поэтому каждый раз приходилось сооружать временный амфитеатр из того, что плавает по воде. Огромные многопалубные баржи с сидячими местами, напоминающие куски стадиона, вырезанные неведомой рукой, выстраивались полукругом возле каменных волнорезов рынка. Каждой такой трибуной заправляло отдельное семейство, либо несколько семей объединялись в своеобразную гильдию. Они беспощадно конкурировали в борьбе за зрителей — как между собой, так и с обычными горожанами на собственных лодках.